Павел Засодимский “Чудодейственная флейта”.
В старинной церкви немецкого города Гамельна стекла в окнах были раскрашены — по обычаю того времени. На одном из окон был изображен человек высокого роста, с очень смуглым, почти темным лицом, игравший на флейте и маленькие дети бежали за ним.
С этим странным изображением была связана одна старинная легенда.
1.
Когда-то, очень давно, жители Гамельна сильно страдали от нашествия крыс, появившихся с севера такой несметной массой, что там, где они проходили, земля казалась черною и ни один извозчик не решался ехать по той дороге, по которой направлялись эти животные. В самое короткое время они пожирали все, что было можно, и запасы зерна в ригах и амбарах быстро исчезали.
Знахари, крысоловки, западни, отрава все было пушено в ход, все было испробовано для истребления этих прожорливых тварей и все оказалось напрасно. Наконец из Бремени привезли на барке тысячу сто кошек, но и кошки горю не помогли: вместо тысячи загрызенных и убитых крыс, их являлось в десять раз больше и еще более голодных, более жадных и злых. Одним словом, если бы не нашлось средства для избавления от этого страшного бича, то вскоре ни одного зерна хлеба не осталось бы в Гамельне и жителям этого несчастного города пришлось бы голодать.
Однажды, в пятницу, около полудня, явился к бургомистру города Гамельна страшного вида человек, громадного роста, смуглый, сухощавый. Рот у него был чуть не до ушей и большие темные глаза, отливавшие металлическим блеском. Взгляд этих глаз был какой-то загадочный, острый, проницательный, сильный, властный взгляд, словно проникавший в душу. Незнакомец был одет в красную куртку, в серые широкие штаны, украшенные черными лентами, в серые чулки и башмаки, с бантами огненного цвета. На голове его была черная, остроконечная шляпа; на поясе, сбоку, висел небольшой, продолговатый кожаный мешочек.
Этот человек предложил за сто дукатов освободить город Гамельн от страшного неприятеля, опустошавшего его риги и амбары. Бургомистр и граждане, конечно, с радостью приняли его предложение и с первого же слова согласились на его условие.
Незнакомец пошел на рыночную площадь, встал посредине ее, перед церковью, но обратившись к ней спиной, вытащил из мешочка бронзовую флейту и пытливо озираясь по сторонам, заиграл какую-то странную, неслыханную музыку. Местные немецкие флейтщики никогда еще не играли такую музыку и с такой силой.
При первых же звуках флейты из всех житниц, из амбаров, с чердаков, из-под черепицы крыш, из подполий, из всех щелей в несметном множестве показались крысы и мыши и сотнями, тысячами стали отовсюду сбегаться на площадь. Незнакомец, продолжая играть, направился к берегу Везера. Крысы и мыши, словно очарованные звуками флейты, бежали за ним. Придя на берег, незнакомец разулся и играя свою музыку, вошел в воду, за ним крысы и мыши стали бросаться в реку и тонули, увлекаемые быстрым течением.
Во всем городе оставалась только одна крыса. Чародей, стоя в воде, продолжал громко наигрывать на флейте и играл он до тех пора, пока последняя крыса не пришла на берег. Это была старая, очень старая крыса. Она едва передвигала лапами, но все-таки волей-неволей, хотя и с большим трудом, приплелась на берег, послушная властному призыву чудодейственной флейты, приплелась и тут же упала, совсем выбившись из сил. Одна молодая крыса, еще не успевшая войти в воду, схватила ее за хвост, потащила в реку и обе они исчезли в речной глубине.
Так город Гамельн был разом избавлен от крыс и мышей.
2.
Когда незнакомец пришел в ратушу за получением вознаграждения, бургомистр и граждане, рассудив, что теперь им нечего бояться крыс, задумали подешевле отделаться от своего избавителя.
— Что ж с ним стесняться! Говорили они между собой. Человек он пришлый, чужой. Нет у него здесь знакомства, ни защитников, ни покровителей. Кто его знает? Откуда он пришел. Бродяга! Пускай довольствуется тем, что мы ему дадим. За что давать ему сто дукатов! Сто дукатов —большие деньги.
И они не постыдились предложить ему десять дукатов вместо обещанных ста. Незнакомец требовал, чтобы буквально был выполнен заключенный с ним договор, требовал сполна всю обещанную ему сумму. Ему грубо отказали и сказали, чтобы он убирался подобру-поздорову вон.
Незнакомец грозно нахмурил свои густые темные брови, сурово посмотрел на бургомистра и на окружавших его почетных граждан и, выпрямившись во весь свой громадный рост, внушительно промолвил:
— А-а! Так-то! Вы хотите отделаться одними посулами. Берегитесь, правители города! Я заставлю вас дорого поплатиться. Если вы честные люди, то не должны были обещать того, чего не думали исполнить. Даже разбойники больших дорог бывают верны своему слову. А вы, отцы города, как последние мошенники, пускаетесь на обман и чего ради? Только ради того, чтобы лишний дукат попал в ваш карман. Не о пользах города стараетесь вы, лживые правители! И я жестоко накажу вас за обман. Я лишу ваш город самого драгоценного для него, лишу вас того, чего нельзя добыть ни за какие сокровища в мире, что для вас дороже денег. Да, лишу безвозвратно, навсегда! Жены ваши будут слезами обливаться, из домов ваших исчезнут свет и радость и вы в горе окончите свои дни.
Бургомистр сначала было немного смутился, но окружавшие его граждане засмеялись над угрозами незнакомца и сделали знак страже. Алебардщики заставили незнакомца удалиться из ратуши.
— Убирайся, красавчик-крысолов! Кричали ему вслед, намекая на его непривлекательную наружность.
Уличная толпа подхватила это обидное, насмешливое прозвище и с хохотом и криком повторяла его, идя за незнакомцем по улицам — до Новых Ворот.
В следующую пятницу, в полдень, таинственный незнакомец снова появился на рыночной площади, опять остановился посредине площади, перед церковью, обратившись к ней спиной. На этот раз он был в красной шляпе, заломленной каким-то странным, своеобразным манером и куртка его, штаны, чулки, башмаки, ленты на его одежде, бантики на башмаках все было на нем ярко-ярко красного, огненного цвета. Выражение его смуглого лица было сосредоточенное, с неумолимой решимостью были сжаты его тонкие губы, темные глаза, пуще прежнего отливавшие металлическим блеском, метали искры.
Что-то зловещее было в его кроваво-красном одеянии и во всей его фигуре.
Он вынул из мешочка флейту, но уже не ту, какая была у него в первый раз, не бронзовую, а черную с какими-то загадочными серебряными инкрустациями и заиграл он другую мелодию, также никогда не слыханную в той стране.
И лишь только он заиграл, как все мальчики, от четырех до шестнадцати лет, со всего города сбежались на площадь.
Тогда таинственный незнакомец, громко наигрывая на своей флейте, быстро пошел из города и дети покорно, молча побежали за этим человеком в красной одежде, словно увлекаемые неудержимой силой звуков чудодейственной флейты. И эти победные, торжествующие звуки далеко разносились по окрестности, неслись по широкому простору цветущих лугов и полей, залетали в тенистые части лесов, гулким эхом отдавались в горах, посреди стремнин и диких скал.
Жители Гамельна бросились в погоню за детьми. Но было уже поздно. Когда они добежали до горы Коппенберг, чародей уже скрылся в пещеру, за ним и все дети, гамельнцы разом потеряли их из виду. Еще несколько времени слышались торжествующие звуки флейты, но они все удалялись, становились все тише, тише и наконец их совсем не стало слышно. Из пещеры, очевидно, был куда- то ход. Дети бесследно исчезли и с той поры о них не было ни слуху, ни духу.
3.
Плач и стоны в немецком городе Гамельне.
Везде траур, как по умершим, хотя нигде гробов не видно.
Горе, горе! Из домов бедных и богатых исчезли свет и радость. Матери слезами обливаются и с жестоким, горьким упреком обращаются к своим мужьям:
— Вы, жадные, своекорыстные люди, накликали, на нас такое тяжкое, неслыханное бедствие. Жалкие, слабые люди, вы допустили вырвать у нас, наших детей, не могли вы догнать их и воротить. Вы лишили нас сыновей, сделали нас навек несчастными.
Мужья молчат, но их совесть не молчит, громко упрекает их.
Целое поколение было вырвано, словно унесено вихрем неведомо куда.
Плач и стоны в немецком городе Гамельне.
Судьба жестоко напомнила в свое время жителям Гамельна о потере молодежи. Через двадцать лет после исчезновения детей, сеньор Фалькенштейн, гроза немецких городов, напал на Гамельн. Для защиты родных очагов не нашлось в городе достаточно мужчин-воинов и свирепый, кровожадный Фалькенштейн захватил Гамельн, ограбил и разорил его до тла.
В эти дни ужаса и скорби житель Гамельна мог сказать словами пророка Иеремии: «Шатер мой опустошен… дети мои ушли, от меня, и нет их: некому уже раскинуть шатра моего».
Какой-то неизвестный художник увековечил легенду, изобразив на одном из окон гамельнской церкви чародея, играющего на своей чудодейственной флейте и бегущих за ним детей.