Находка сказка.
Старуха Лиса Патрикеевна жила со своими внучками, Плутовкой и Вострушкой, в одном большом уединенном лесу, потому что лисицы вообще стараются поселиться где-нибудь в глуши, подальше от людского глаза. Жила она не кое как, а чисто по барски; нору сама себе вырыла, не чужой завладела, как иногда делают многие, подобные ей пушистые кумушки, нора была глубокая, вместительная и даже на всякий случай имела несколько выходов.
Выйдет, бывало, Патрикеевна погреться на солнышко, сядет под деревом и примется детям кашу варить. Вострушка спит за спиной в ожидании вкусного блюда, а Плутовка, всегда любившая все поразведать, учится у бабушки стряпне, выглядывая из за ее рыжеватой шубки.
За подобным занятием застала их однажды, возвращаясь с промысла, кумушка соседка, прозванная остальными лисицами Разбойницей за то, что имела привычку постоянно носить кожаный пояс, а за ним маленький, где-то случайно приобретенный кинжал.
— Ты это что, бабушка, мастеришь? Никак кашу?—спрашивает она старую лису.
— Да, голубушка, не хочешь ли попробовать?
— Спасибо. И тонкая, верхняя губа кумушки и без того уже от природы постоянно приподнятая кверху, вздернулась окончательно.—Слыханное ли дело, чтоб лисицы кашу ели, —добавила она с насмешкой:—вот что касается до зайчиков, птичек, курочек, пожалуй даже рыбки,—другое дело. Посмотри-ка, какого жирного гуся я тащу домой, уж наверное он будет повкуснее твоей каши.
Патрикеевна принялась было расспрашивать кумушку, где и как удалось ей раздобыть такое аппетитное жаркое, но та вместо ответа—вильнула хвостом и скрылась из виду.
Плутовка же, слышавшая весь разговор, сейчас разбудила Вострушку, в коротких словах передала ей слышанное, объявив при этом, что каши больше есть они не будут,—и упросили бабушку достать на ужин, если не гуся, то по крайней мере курицу. — Нечего делать,—думает Лиса,—надо детишек потешить!—и отправилась на поиски.
Пока Патрикеевна толковала с Разбойницей и внучатами, с горы спускался воз, нагруженный глиняной посудой; по неосторожности хозяина или от слишком скорой езды веревка, которою были связаны вещи, порвалась и один из высоких кувшинов упал на землю. Хозяин сначала хотел было поднять его, но потом, вероятно заметив отбившуюся ручку, с досады только стегнул лошадь и поехал дальше.
Сидевший около самой дороги, спрятавшись за кустом, зайчик все это видел и как только шум телеги затих окончательно, сейчас же вышел из засады, чтобы лучше рассмотреть диковинку; но, на его несчастие, в эту самую минуту ловко пробиравшаяся вдоль канавы Патрикеевна зашелестела сухими листьями. Зайчик испугался, да не долго думая—прыг в кувшин и притаился.
Смотрит Лиса,—понять не может, что за зверь сидит на дороге и не двигается. Уши как будто заячьи, а остальное тело без шерсти и хвоста, ни на что не похоже. “Вот,—думает Патрикеевна,—находку-то нашла.
И, схватив в охапку кувшин, побежала что есть духу, только пятки замелькали. Прибежала домой и говорит радостно дочке Лисоньке:
— Большого я зверя приволокла, смирный такой и не шелохнулся все время, пока несла. Внучатки!—позвала она Вострушку и других лисят, игравших тут неподалеку.— Идите сюда скорей, посмотреть диво невиданное.
А Разбойничиха тут как тут и прямо к кувшину, и ну его обнюхивать, никак не может понять, что это за штука такая. Зайчик же сидел, сидел, да вдруг как выпрыгнет и быстрее молнии помчался по лесу. Испуганные, они в первую минуту тоже бросились было в разные стороны, но потом, сообразив, в чем дело, успокоились и стали подтрунивать над Патрикеевной, а сорока с дерева каркнула во все горло:
— Вот так находка! Поздравляю!
В. П. Андреевская.
