Двое из сумы. Народная сказка в стихах.
Жил-Был на свете старичок
С женой — детей не дал им Бог,
И к лучшему: никак не мог
Их прокормить бы мужичок,
И тощ и ростом невелик.
И слабосилен был старик,
К тому же постоянно хвор
Он и в работе был неспор;
С женой кормился кое-как,
Иной день щи, а то и
Закусят хлебца и водицы,
Не жить бы им, когда б не птицы.
Пока жена сидит за прялкой,
Старик с сетями, с дудкой, с палкой
Шел в поле и ловил там птиц;
Что Бог пошлет: щеглов, синиц,
Малиновок, перепелов.
Дроздов и этот весь улов
Он, посадив в плетушки, клетки,
В ближайший город относил.
Малютки-пташки из всех сил
Трещали, пели, малолетки
Их раскупали нарасхват,
А все барыш был плоховат!
Что делать станешь! Голь хитра
На выдумки; коль осетра
Поймать нельзя, так пескаря
Тащи, судьбу благодаря.
Так и старик,— не унывал,
Не только он с женой бывал
Сам сыт и не нуждался в платье,
А помогал и нищей братье.
Вот раз весною в ясный день
Старик, разбросивши тенета,
И спрятавшись за толстый пень,
Своих кормильцев ждал прилета.
Ждал, ждал он птиц, и задремал;
Ведь все одно, что стар, что мал
Заспал и промысел он свой;
Вдруг слышит крик над головой,
Да ясно так: «курлы, курлы!»
Вскочил, глядит: над ним орлы
Набросились на журавля,
Терзают, щипля и трепля,
Рвут перья клочьями и пух,
Кусают, гонят во весь дух.
Журавль меж ними змейкой вьется.
Из ран уж кровь струею льется
И вдруг на землю камнем пал,
И в сеть, как кур во щи, попал.
Орлы и тут было хотели
Его клевать, да вот старик
Бежит на них, поднявши крик
С сердитым клекотом вверх взлетели
Орлы, и скрылись в облаках.
А наш ловец уже в руках
Журавку держит — улететь
Бедняк не мог, попавши в сеть.
Вдруг привскочил старик с испуга:
“Пусти! Не недруга, а друга
Ты защитил, твоим слугой
Отныне делаюсь на век!”
Промолвил, словно человек,
Журавль, “я выкуп дорогой,
Когда отпустишь, принесу;
В моем заповедном лесу
Сокровищ столько, что не счесть,
Чего ни пожелай — все есть!”
— «Хоть и с большой нуждой кормлюсь,
А все ж на долю я не злюсь».
Старик, очнувшись, дал ответ.
— “Работать, знаешь, силы нет,
— Стар стал, не мало нужд и бед
Пришлось с старухой перенесть
Так просьбишка одна лишь есть:
Нельзя ли, кормилец, чтоб обед
Был каждый день для нас готов?
Горшочек щец, да миска каши,
Вот все тут и затеи наши.
Уважь ты нас, коль животов
Твоих, родной, на это хватит;
Тебе за это Бог заплатит!”
— «На утро завтра приходи
Сюда опять; стань здесь и жди,
Получишь больше, чем хотел».
Сказал журавль, взмахнул крылами
И за горами, за долами
Вмиг скрылся, вихрем улетел.
На утро в поле, чуть светает,
Спешит, боялся опоздать,
Старик; да не заставил ждать
Себя журавль; вот подлетает
С какой-то ношею в носу:
“Смотри, теперь богаты мы”.
И вскрикнул: «двое из сумы!»
И вмиг из сумки по приказу
Два молодца явились сразу;
Накрыли стол, поставив горы
Напитков, яств,— несут приборы,
И кланяются: «Ваша честь,
Что вам угодно? Все здесь есть!»
Старик, разинув рот, смотрел
На все на это; одурел
От радости. «Ну, что ж, отведай!
Садись, дружок, да пообедай!»
Журавка потчует, ласкаясь.
— «Нет! Нет! Спасибо, господин!
Обедать не могу один»,
Скороговоркой, заикаясь,
Старик ответил, «а с женой,
Ей скучно без меня одной!»
— «Ну, хорошо! Эй, в сумку два!»
Журавль успел сказать едва
И мигом двое молодцов
С обоих юркнули концов
Под стол и все исчезло сразу,
Как и явилось, по приказу.
«Будь счастлив, благодетель мой,
Навеки с этою сумой!
Бери ее, ступай к жене;
И если у тебя ко мне
Случится просьба иль нужда
Ты приходи опять сюда;
Не проронивши даже слова,
Махни мне только головой,
И я, как лист перед травой,
Явлюсь перед тобою снова!»
Сказал журавль, взмахнул крылами,
И за горами, за долами
Еще быстрей, чем в первый раз,
Исчез, как молния, из глаз.
И рад же наш старик суме!
То засмеется, то заплачет,
То песню запоет, то скачет,
Ну словно не в своем уме!
Наевшись он, хоть ради шутки,
Проговорит свое присловье
И вот, не медля ни минутки,
Садись и кушай на здоровье!
«Ну, полно прохлаждаться мне!»—
И побежал домой к жене,
Не слыша под собою ног,
Скорехонько, как только мог.
Пришлось ему на полдороге
Остановиться; глядь — кума
Стоит с ребенком на пороге:
“Здорово, кум! Что за сума?
Зайди ко мне, ведь по пути!”
— «Не время!» и хотел пройти,
Спеша домой, своей дорогой;
Да вспомнил, что с семьей убогой,
С детьми кума, сама она,
Всегда почти что голодна,
Вернулся с ними пообедать,
Похвастать сумкой, дать отведать
Им, бедным, кушанье в отборных.
На удивление кумы
Кричит: «Эй, двое из сумы!»
И в миг два молодца проворных
Накрыли стол, поставив горы
Напитков, яств — несут приборы
И кланяются: «Ваша честь!
Что вам угодно?— все здесь есть!»
Глядит кума, разинув рот,
Столбняк нашел и есть не хочет.
Старик, присев к столу, хохочет:
«Зови скорей своих сирот!
Они, небось и не видали
Того, что здесь — не то едали!»
Наевшись, помолившись Богу,
Старик собрался в путь-дорогу:
«Ох, ох, пора, теперь жена
Скучает без меня одна,
Пойду!» а хитрая кума
От щедрой сумки без ума!
Завидует, так просто страсть!
Затеяла ее украсть:
«Ну, что ты милый куманек!
Ляг, отдохни, покамест баньку
Я истопить заставлю Ваньку;
Вишь выдался какой денек!»
Старик то, сдуру и послушал;
Плотненько он тики покушал,
Отяжелел, как мех сопит,
Прилег на лавке и храпит.
Кума меж тем — такую ж точно
Сшив сумку, вешает нарочно
Ее на шесте пред стариком;
А настоящую — комком
Свернувши, бросила на печь;
И, разбудивши куманька,
Ведет к нему такую речь:
«Проснись, кум весь день, пока
Ты спал, я сумку сторожила».
— «Спасибо! Вот так удружила!
А я, признаться, так устал!
Да и беспамятен уж стал,
Заспался и не буду врать,
Забыл свое добро прибрать!»
И не заметивши спроста
Обмана, поскорей с шеста
Стащив суму в карман кладет,
И с песнями домой идет.
Оставшись с сумкой, захотел
Старик позавтракать: не ел
Он с той поры, как угощал
Куму с детьми. «Я отощал!
Вишь в брюхе как пищит, урчит!
Поем и выпью на здоровье!
И громче прежнего — присловье:
«Эй, двое из сумы!» кричит.
И вдруг из сумки по приказу,
Как звери, выскочили сразу
Два здоровенных молодца,
И ну, с плеча и в два конца,
Большими прутьями хлестать.
Старик упал, не может встать,
Вопит, катаясь по траве:
«Ой, батюшки! По голове!
По голове хоть. Бога ради!»
А те, и спереди, и сзади
Молотят, словно на гумне,
«Ох смерть моя! Ой, тошно мне!»
Кричит старик, валяясь с плачем;
А те: “Мы прутиков не прячем,
Пока не слышим “В сумку два!””
И лишь старик успел едва
Сказать и все исчезло сразу,
Как и явилось но приказу,
«Ах, чтоб вас! Этак отродясь
Я не был бит!» ворчит, сердясь,
Старик на сумку. «Ну, кума!
Попробуй-ка, дружок, сама
Теперь другого угощенья!
Попросишь ты не раз прощенья!
Нет, воровство, плохие шутки!»
Старик так кумушку ругал
И к ней, не медля ни минутки,
Схвативши сумку, зашагал.
Идет. Опять на полдороге
Стоит с ребенком на пороге
Все та же милая кума.
«Здорово, кум! А что сума?
Ты, чай, отъелся, словно бык!
От сухомятки, знать, отвык!
Не в диво — лакомый кусок.
Да ну зайди же на часок!»
— «Зайду, кума! Как не зайти!
Нельзя же мимо мне пройти.
А знаешь что? Заставь-ка Ваньку
Мне истопить пожарче баньку;
Попарю спину и бока;
А ты побереги пока
Вот эту сумку! На! Смотри!
Она, ведь, будет раза в три
Получше первой и дороже!
Присловье к этой сумке тоже».
Проворен, как козленок, Ваня:
Туда-сюда — готова баня!
«Иди ж скорее, куманек;
Уж все спроворил паренек;
Иди, попарься на здоровье!»
И лишь старик ступил за дверь,
Кума накинулась, как зверь,
На сумку, прежнее присловье
Кричит: «Эй, двое из сумы!»
И испугалась, как чумы!
Вдруг с прутьями, как по приказу,
Из сумки выскочили сразу
Два здоровенных молодца;
И ну с плеча и в два конца
По чем ни попадя хлестать,
Пришлось куме ни сесть ни стать
Гоняются по всей избе
И хлещут молча, как кубарь.
Уж и под лавку, и за ларь,
Под стол, на печь — было к себе
Кума металась, словно кошка;
И, ошалевши, из окошка
Хотела выскочить на двор,
Да и завязла, словно вор.
Вот тут, признаться, уж не мало
Горяченьких ей перепало!
«Ох, кум, голубчик! Ох, прости!
Забьют совсем! Ох, холодею!
Вперед и другу, и злодею
Я красть навеки закажу!
Ой, батюшки! Ой, покажу
Где сумка! Я ее украла!»
Кума под розгами орала,
И каялась, попав в беду.
Старик был очень сердобольный.
Кричит: «Иду, сейчас иду!»
Уж тем счастливый и довольный,
Что отыскалася пропажа,
Спешит, крича: «Эй, в сумку два!»
И эти лишь слова
Исчезло все. «Ну, что за кража!
Прощаю я, простит и Бог!»
Сам вылезть кумушке помог
Всей в кровь избитой из окна.
Едва пришла в себя она;
От страха, словно лист, дрожит;
Стремглав к себе на печь бежит,
Где, завязавши в узелок,
Зарыла сумку в уголок.
“Вот на! Возьми свое добро!
Нет! Золото и серебро,
Что хочешь предо мною кинь,
Так провались оно и сгинь!
И в руки даже не возьму!
Ты пожалей меня саму!”
Кума так кается и плачет.
А наш старик едва не скачет
От радости, что, слава Богу,
Свою кормилицу нашел
Простив куму, скорей в дорогу
Собрался и домой пошел.
С тех пор, как в масле сыр катался
Старик наш и притом остался.
Как был, таким же добряком
Чем мог, он с каждым бедняком
Делился и отцом сирот
За ласку звал его народ.
Чуть подаянья кто попросит
Старик свою суму выносит;
«Эй, двое из сумы!» и пир
Сейчас готов на целый мир.
Так и велось уж с этих пор,
Что всяк голодный, как к себе,
Шел смело к старику во двор.
И прямо подойдя к избе,
Кольцом тихонько в дверь стучал:
Вокруг избы и у ворот
Народ толпился день и ночь.
Да, счастлив, трижды счастлив тот,
Кто может ближнему помочь!
А. Лукьяновский.